Разговор с внуком о самом важном

Мой внук оканчивает второй класс. Когда он был дошкольником, мы виделись с ним часто – чуть не каждые выходные, сейчас видимся гораздо реже – ему с ровесниками интереснее, чем с дедом, который разменял восьмой десяток. А я всё сильнее чувствую свою вину за то, что не успеваю рассказать ему о вещах очень важных.

Например, о том, что дед – не обязательно пожилой человек. Моему деду Петру Ивановичу осенью 1941 года было всего 40 лет, когда он погиб в боях под Москвой. Где он похоронен, никто не знает. Мой отец обращался в Центральный военный архив, но получил ответ, что бо́льшая часть документов воинской части утрачена...
Когда у кремлёвской стены захоронили останки неизвестного солдата, погибшего в Подмосковье, отец сказал мне: «Ты знаешь, а ведь там может быть твой дед!» С тех пор Вечный огонь у Могилы Неизвестного Солдата стал для меня памятником моему деду, которого мне так не хватало в детстве… И я обязательно должен рассказать об этом внуку, чтоб каждый раз, глядя на Вечный огонь, он вспоминал своего прапрадеда, погибшего под Москвой.

Я расскажу внуку, что наши корни по отцовской линии – из Твери, которая в те годы носила имя Калинина. Когда в сентябре 1941 года к городу подошли фашисты, началась эвакуация, не всегда организованная, иногда под пулями, иногда паническая. Моя бабушка была врачом, работала в роддоме, и ей пришлось эвакуировать младенцев, оставленных в роддоме напуганными мамашами…
Я наберусь сил, чтобы рассказать внуку, как по дороге в пункт эвакуации – город Кашин – малютки, которых нечем было кормить, умирали. Роддомовский автобус останавливался, и мой отец, которому было тогда 15 лет, копал могилки, а роддомовские нянечки, рыдая, закапывали несчастных, обёрнутых пелёнками…

Когда твоему прадеду исполнилось 17 лет – скажу я внуку – его призвали в армию. Ему повезло: по малолетству таких, как он, не бросали сразу в самое пекло, потому он не погиб, остался жив. Вот, гляди: это его фотография с орденами и медалями на груди. На фотографиях он почти всегда улыбается, потому что был человеком добрым и честным. Помни его!
 
После победы над Германией и Японией твоего прадеда не отпустили домой, а вместе с военно-строительным отрядом направили на строительство в город Вятские Поляны. Там он познакомился со своей будущей женой, твоей прабабушкой Юлией Ивановной и со своей будущей тёщей – моей любимой бабушкой Надеждой Дмитриевной родом из деревни Липовки. Вот откуда, внук, у нас с тобой вятские, липовские корни!

У твоей прабабушки был брат Виталий – мой дядя, которого я никогда не видел - он умер до моего рождения от ран, полученных на войне. Он пошёл на войну в самом её начале. Было ему 18 лет, был он смелый и отчаянный. Несколько раз получал ранения, в том числе серьёзные, после которых врачи решили, что ему нельзя служить в действующей армии.
Израненный и прихрамывающий, он вернулся в Вятские Поляны готовить пополнение для армии. Но через некоторое не выдержал в тылу и опять пошёл на фронт добровольцем. Был командиром разведки, получил почти смертельное ранение, потерял ногу. У меня есть его фото в военной форме с орденом Отечественной войны и нашивками о боевых ранениях. Вот, посмотри, внук…

И у моей жены, твоей бабушки – скажу я – тоже был дядя, которого она никогда не видела. Мы не называем его дядей, говорим просто Миша, ведь 1 мая 1945, когда он погиб у деревни Шёневайде в 30 км от Берлина, ему было всего 19 лет. Я разыскал в электронных архивах всё, что есть в них о Михаиле Станиславовиче Малковском 1926 года рождения, вот только фотографии его у нас нет. Но мы помним о нём – и ты помни, никогда не забывай!

А ещё я должен рассказать внуку, что не найти в нашей огромной России семьи, которую не обожгла бы своим смертельным пламенем война, которая не хранила бы память о подвиге своих родных, трудом, терпением, страданиями и жизням приблизивших Победу.

И самое главное. Когда меня не станет – скажу я внуку – придёт твоя очередь позаботиться о том, чтобы Бессмертные полки нашей памяти каждое 9 мая проходили маршами по всей земле! Я надеюсь на тебя – не подведи!