Троицкая родительская
На Кизнерское кладбище приехало народу не просто много, а кажется, собрался весь Кизнерский район.
Когда-то этот клин земли, расположенный между речками и болотами и находящийся на границе земель Липовки, Старого Трыка и села Кизнер, общим сходом было решено выделить под кладбище.
Прабабушка моя Анна Елисеевна Копанева (царствие ей небесное!) рассказывала своей внучке, мой двоюродной тёте Зинаиде Фёдоровне Петровой, что тут было поле. Трудно поверить, потому что сейчас кладбище - это суровый вековой лес.
Мы подъехали на легковушке (молодой односельчанин тёти Зины подрабатывает извозом) к главному входу. На шоссе насколько хватает глаз в ту и другую стороны стояли автомобили и автобусы. У входа, впрочем, ничем не отмеченного - ни воротами, ни сторожкой, стояла на шоссе палатка с пирогами и напитками любой крепости.
Мы углубились под прохладную сень высоченных елей. Дорога была в глубоких колеях. Хорошо, что давно не было дождей, а то мы тут не пролезли бы. Тётя Зина предусмотрительно надела калоши с шерстяными носками. Я была в белых ботинках. Я их не испачкала, а только к подошве налипли тополиные почки и немного зажелтили её.
Направо и налево вглубь леса виднелись группы людей, сидевшие на скамеечках около родных могил и «поминавшие» - на столиках была разложена еда и стояли бутылки. И пока мы шли и выглядывали, где же «наши», нас сопровождало это зрелище языческой тризны.
Дядя Прокоп от нас отделился - пошёл искать свою родню, а тётя Зина свернула с основной дороги в высокий папоротник и привела к ограде, выкрашенной синей краской. Здесь лежали её родители и сын, умерший мальчиком.
Вне ограды были похоронены её муж Николай, однажды приезжавший к нам вместе с ней в гости в Горький, дальше тётки, крёстные, словом тут была территория Перевозчиковых.
Тётя Зина вошла в ограду и стала пропалывать траву на могилах. Мы с Сашей стали ей помогать и поняли всю безнадёжность этой затеи.
- Да вы уж маленько хоть! - разрешила тётя Зина.
Потом на скамеечке она стала выкладывать еду: огурцы, помидоры, толсто нарезанную колбасу.
- Давайте помянём, - предложила тётя Зина.
К нам то и дело подходили чумазые чернявые ребятишки - христарадничали. Это входило в общий сценарий, и тётя Зина давала им печенье и конфетки. Один пацан ходил с голубым пластмассовым ведром: и уместится много, и не помнётся.
Потом мы пошли снова по главной колеястой дороге, глядя в спины вперёди идущих и здороваясь со встречными тёти Зиниными знакомыми. Мы с братом не знали где искать. Поэтому тупо шли за тётушкой. А одна стала беспокойно оглядываться.
- Чё-то не вижу! Эть с дороги-то видно было - Павлик всем поставил мраморны памятники!
Пошли дальше, но теперь уж и мы поглядывали налево - не виднеются ли в буйных зарослях мраморные памятники. Однако впереди лес уже стал прозрачным - сквозь него поглядывало небо, мы добрели до берега заросшей реки.
- Нет, мы уж далеко ушли! - переживала тётушка.
Вернулись, стали смотреть теперь направо. У меня на туфли налипло по килограмму тополиных почек.
- Чё-то вы далеко ушли! - удивилась встречная женщина, Зинина знакомая, её родня лежала где-то рядом с нашими. Узнав, что мы никак не найдём, пояснила:
- Там-эть примета есть: на дереве ниточка привязана, там и сворачивайте!
Ниточка оказалась довольно толстым шнурком, который кто-то заботливо навязал вокруг толстого тополя. Мы свернули и увидели несколько памятников из мраморной крошки...
Вот ради этого момента я и ехала сюда.
Возле прадедовой ограды стоял моложавый мужчина в джинсовом костюме и бейсболке..
- Вон, Герман-от ждёт! Поди-ко давно уж! - запереживала тётя Зина.
Мы подошли и стали знакомиться. Собственно знакомился-то Саша, а я Германа помнила с детства. Бабушка брала меня, четырёхлетнюю, с собой в Кизнер к тёте Лиде. А Герман учился в Кизнерской школе и жил у неё. Спал он на полатях, и меня решили туда устроить на ночь. Я категорически отказалась спать рядом с Германом, чем поставила всех в затруднительное положение, потому что спальных мест было не так уж много. Выход нашла тётя Лида. Она свернула валиком старое пальто и положила между мною и Германом. Я спокойно улеглась.
Этот случай я и напомнила Герману. Он этого не помнил, поэтому очень позабавился.
Они с дядей Сашей и Василием, зятем дяди Саши, тут уже побывали, но нас не застали. Те двое пошли искать нас к выходу, а Герман остался тут нас дожидаться.
Я трепетом подошла к ограде легендарных прадеда и прабабки.
Скромные по нижегородским меркам памятники из мраморной крошки стояли рядышком. Фотографии на них были сильно увеличенные с каких-то маленьких и не очень четких. Но главное было узнаваемо: дед в картузе, с усами и бородой, серьезный и много испытавший, и бабушка - в черном платочке «под булавочку», как говорила моя бабушка, то есть платок не завязан узелком, а заколот булавкой под подбородком.
Я поставила на моглку свечу, прочитала литию из книжки, мы с тётей Зиной помолились. Она оставила на могилах печенье и конфетки, и мы двинулись по другим.
Рядом покоились дядя Вася, прапрабабка Ирина Яковлевна и много других. Это место Копаневых. Вот достоинство сельского кладбища - никто с тебя не дерет три шкуры за место, и родные могут своих хоронить рядышком.
Вместе с Германом и примкнувшей к нам Ниной Александровной Печниковой, жительницей Ягула, мы пошли к воротам.
- Вы в Липовку-то пойдете? - спросила Н.А.
- Да мы ничё не взяли, думали, вернемся, а машина ушла, - тревожилась тётя Зина.
- Дак у меня все есть! - успокоила Н.А.,обрадовавшись, что есть попутчики.
У выхода нас ждали дядя Саша Перевозчиков и его зять Василий. Вместе пошли вдоль кладбища в сторону Липовки, заодно посмотреть знакомых. Их мы нашли немало: везде приглашали выпить и закусить. Я отказывалась, а Саша вместе с другими мужчинами принимал.
Познакомилась с внучками бабушкиной сестры тети Маши - Эмилией и Ниной. Они были на могиле Нининого мужа. Он работал здесь директором крахмало-паточного завода, а потом его перевели в Сарапул, директором хлебокомбината. На фотографии он - выглядел, как студент. Я думала, что он умер молодым. А это просто старая фотография. На самом деле они с Ниной прожили 54 года, как мои родители.
Я, честно говоря, уже потом не вникала, кто кому родня. У одной группы отделилась молодая женщина и, вытащив из сумки пакет, подарила тёте Зине. Это ее крестница, а у тёти предстоял юбилей, с которым она ее и поздравила.
Так, останавливаясь, закусывая и фотографируясь, дошли до конца нового кладбища. Оно посветлей, потому что деревья еще так высоко не выросли, там было солнечно и весело, походило совсем не на поминки, а просто на пикник на обочине. А на дороге, возвышавшейся вдоль кладбища, нескончаемой стеной стояли автобусы, легковушки и даже грузовики.
Мы вылезли по высокой обочине на проезжую часть. Причем Герман в свои семьдесят лет вымахнул, как юноша, и еще мне руку подал. Я, кряхтя, взобралась.
Василий подогнал машину. В нее сели кроме него дядя Саша, тётя Зина и дядя Прокоп. А мы: Герман, Саша, Нина Александровна и я пошли пешком. Саша все фотографировал.
Липовка
Вот дорога - по ней в Кизнер ходили наши родственники: и дед с бабкой, и наша бабушка - на базар и в церковь, и дядя Саша и тетей Зиной - учиться в школу. Вот начались поля Липовские, теперь заброшенные и заросшие какой-то мелкой сорной травкой и молоденькими берёзками.
Герман нам все рассказывал. Он мог говорить о каждой березке, встречающейся по пути, о группе кустов, о тропках. Его дополняла Нина Александровна. Оба родились и выросли в Липовке. Оба подростками работали в колхозе. Герман в ночное ходил, и косил, и разные другие сельские работы делал даже тогда, когда уже уехал учиться - на каникулы приезжал.
Я стала отставать, мы пошли с Н.А. помедленнее. Она все рассказывала и рассказывала. Голос у нее мягкий, слушать приятно. Только я уже совсем раскисла.
Тут из-за поворота вывернулась машина, догоняя нас. Поравнявшись с нами, она остановилась, и водитель гостеприимно распахнул двери, не говоря ни слова.
- Вы в Липовку? - это я спросила. А Н.А. уже садилась.
- Куда же еще?
И я тоже села. Доехали мы быстро, даже обогнали Сашу с Германом и помахали им рукой.
С трепетом и ощущением чего-то нереального я вылезла из машины на усталых ногах. Наши уже были здесь и беседовали с другими, прибывшими раньше нас. Они обсуждали, где лучше расположиться. Потому что хмурое утро давно сменилось ярким солнечным днем, мошкара яростно жужжала, а солнце нещадно палило.
Разобрать разговор мешали яростно лающие собаки - штук пять или десять. Они прибежали вместе со своим хозяином - единственным жителем Липовки. Он стоял тут же, мирно беседуя с приехавшими. Наконец, досыта наговорившись после своего одиночества, он пошел домой, за ним пошли присмиревшие собаки, честно выполнившие свой лаючий долг.
Герман показал нам с Сашей место, где стоял дом Копаневых. Это место он знал хорошо, ведь он здесь родился. Из всех детей деда Дмитрия Сергеевича только семья его единственного сына, репрессированного Василия, жила с ними в этом доме: жена Василия тетя Саня (она приезжала к нам в Горький с Настей, дочерью, моей крестной), Сергей, Галя, Настя, Павлик (который поставил всем памятники) и Герман. Место это приметное - там растет могучая береза.
Напротив этого места небольшая ложбинка, тянущаяся к полю. Это заросшая тропа между бывшими домами. По ней в свое поле ходил дед на работу. На его поле стояла часовня, которую дед сделал сам с другом, кузнецом Яковом Петровичем Ардашевым. Церкви в деревне не было, но когда сюда приносили чудотворную икону, то ставили ее в этой часовне, и всей деревней молились...
А люди все прибывали, приезжали на машинах, приходили пешком.
Приехали и наши грузины - Рамаз Мачарашвили с Валей, дочками Катей и Мартой и тещей, тётей Катей Перевозчиковой.
Определили место под деревом, там и сейчас тень, и еще долго будет тень. Вытащили покрывала, брезенты, расстелили впритык. Получился длинный стол. Его быстро заполнили пирогами на разноцветных салфетках, салатами, колбасами всех сортов, конфетами. Яркими пятнами краснели помидоры, зеленели огурцы, оранжевели апельсины. Между всем этим великолепием возвышались бутылки на любой вкус и на любое здоровье. Пока все это выгружалось из сумок и корзинок, люди еще прибывали, они не терялись, а пристыковывали свои покрывала к нашему столу, удлиняя его и тут же накрывая закусками.
Слово взял дядя Саша Перевозчиков. Он сказал, что установилась хорошая традиция - встречаться здесь, на родине, и вспоминать всех, кто здесь жил. И хотел было прочитать фамилии тех липовских, кто погиб на фронте, кто другими деяниями прославил родную деревню. Но народ уже начал шуметь, потому что налито. Словом, ситуация вышла из-под контроля. Саша, мой брат, выбрав паузу, провозгласил:
- Ну, за Липовку!
Все одобрительно зашумели, зачокались и стали пить и закусывать.
Все друг друга знали, поэтому общались и через стол, и с одного конца стола на другой. Становилось шумно и весело. Женщина, сидевшая напротив нас с Сашей возле тети Зины, все подливала ему через стол и предлагала выпить. Саша вежливо пил. Она же дала ему пирог с калиной. Он до этого не пробовал таких пирогов и похвалил. Этого оказалось достаточно, чтобы она его этими пирогами употчевала. Это оказалась наша четвероюродная тетка Анфиса Ивановна Русских. Рядом сидела ее двоюродная сестра Галина Александровна Киршина, тоже наша четвероюродная тетка.
Я перешла на их сторону. И мы разговорились. У нас общая бабка Ирина Яковлевна. Только мне она прапрабабка, а им - просто прабабка. Они - от ее сына Василия пошли, а мы - от Дмитрия.
Бабушкина двоюродная сестра Анютка, которую Ирина Яковлевна очень любила и отличала от всех внуков, была сестрой Анфисиному и Галиному отцам.
Моя бабушка вспоминала:
- Нас бабка секла розгами, а Анну пальцем не трогала, все только «Аннушка» да «Аннушка». Стряпню испечет, нам не давала: «И так толсты, хлеба поедите!» А ее угощала, как гостью дорогую. Зато Аннушка-то потом за ней и не ухаживала. Я приеду, бабушка жалуется: «Уж никогда мне спину в бане не потрет!»
Все это я рассказала теткам.
- Слышь, она про бабку Анну знает! - удивлялись они. И тоже удивили меня: оказывается, эта Анна была очень красива собой, и ее в деревне так и звали Анна Баска.
Между тем начались песни. Кто-то приехал с гармонью. Я ведь никого не знаю, кто чей тут муж. Но стала подпевать. Чувствую, что тут коллективное творчество. Оказалось, что здесь представители двух коллективов - ягульского и кизнерского. Репертуар у них разный, но есть и общенародные песни, которые все знаю.
Я спросила, знают ли они липовские песни.
- Какие, например? - Я перечислила несколько.
- «Полно, полно, вам, робяты» мы знаем и поем всегда!
Мы с Сашей спели бабушкину «Было у нас по садочке» на два голоса. Все удивились. Тогда я спела им еще «Кака Дунюшка красивая была», а одна из женщин - Евдокия Михайловна Слободина пыталась мне подпевать вторым голосом. Я пообещала им напеть на магнитофон несколько песен и прислать. Обещание свое я выполнила. Но об этом позже.
Ко мне подошел Саша и сказал, что ему хочется провозгласить тост за дядю Сашу. Я одобрила и громко сказала, что у моего брата есть тост и прошу всех налить.
Когда все налили, Саша сказал примерно следующее:
- Я хочу выпить за здоровье нашего летописца, историка нашей Липовки, Александра Федоровича Перевозчикова и т.п.
Дядя Саша был тронут, когда все пошли к нему чокаться и благодарить.
А вообще дядя Саша был грустный, потому что его перед этим укусил клещ, и подозревали самое худшее. Правда, через день Татьяна, его дочь, позвонила из Ижевска и сказала, что анализы хорошие, что у него нет никакой заразы от этого клеща, и дядя Саша повеселел. Особенно он был рад, когда я подарила ему мамины воспоминания. Он сначала их стал читать, стараясь прочитать, пока мы здесь. Но я, видя его большой интерес и помня, что папа сам хотел ему послать эту книгу, подарила:
- Не торопись читать, дядя Саша. Возьми ее с собой, я дарю тебе! - Он был счастлив.
Закончилась эта встреча воспоминаний и памяти общим фотографированием. Саша пообещал всем фотографии. И действительно, выслал на адрес Зины более пятидесяти фотографий.
Л. Уханова